25-27/03 на первых порах утро в эти дни было не особо веселым, ибо безумно хотелось поспать еще. Дело в том, что сон у М. был очень прерывист. И ладно там, когда она смеялась во сне, ведь это ее никоим образом не будило, а вот если снился какой-то негатив, то сразу просыпалась в слезах. К сожалению, плохое снилось гораздо чаще и случалось такое, что вскакивала за ночь пять, а то и все шесть раз. Благо, мне удавалось ее безконтактно, проговаривая нужные слова, укладывать обратно на лопатки и та сразу засыпала, а с ней, ворочаясь и бурча, засыпал и я. Даже не знаю в чем тут может быть проблема. Если предположить, что ее в садике кто-то обижает, то она не летела бы туда стрелой каждое утро. А. списывает ее тревоги в грезах на безграничную детскую фантазию.
Да, из приятного. Она мне теперь по утрам тапки сама приносит и даже надевает на ноги. И это отнюдь не моя инициатива (хотя я и очень ей рад).
Обед
Про обеденное время у меня крайне мало информации. Наседать на уставшую после дня с детьми няню, я не могу себе позволить, так что довольствуюсь тем, что она мне рассказывает. Говорит, ведет себя хорошо, спит тоже. Иногда приходится докармливать. Последнее замечание для меня особенно важно, т.к. исходя из него можно сделать выводы, что ребенок в садике большую часть времени ест самостоятельно и лишь изредка прибегает к помощи. А вот дома она, например, не особо любит работать самостоятельно и лишь открывает рот перед очередной ложкой груженой кашей, будто птенец, ждущий своего свежеотловленного червяка.
Вечер
Вечером в эти дни я забирал из детского садика М. сам, так как у А. там завал в офисе, плюс напарница в очередной раз слегла с простудой и вообще. Так что эти два дня А. встречала нас по пути нашего следования, возле одной из станций метро. Все в принципе нормально, но вот с переодеванием что-то последнее время сложновато. Происходило это дело следующим образом: она садится на лавочку, стягивает тапки и идет заниматься своими делами. В первый день этой заметки она извлекла откуда-то старое салатовое ведерце, вымазанное по краям грязью, и не успел я опомниться, как она уже прильнула к его краю желая напиться «родниковой водою». Естественно, я моментально вскочил и выхватил его, но что-то она по ходу все же успела глотнуть, так как издала характерный звук наслаждения от выпитого, будто из рекламы газировки.
Вообще, по одеванию она не особо-то и сопротивляется, она скорее просто прикалывается. К примеру, прошу выдать мне ее сапоги, в ответ на что она идет за ними, берет, но мне не отдает, а пытается надеть сама. Делает это, как правило, не на ту ногу и до того момента, как я успею натянуть на нее нужную одежду, которая должна оказаться «под» (колготы, штаны и т.д.). Во второй день вообще легла плашмя и отказалась. В ответ на уговоры и угрозы, лишь лукаво улыбалась. Но этот переговорный процесс мне скоро наскучил и я взял ее за шлейки джинсового комбинезона, как Арнольд младенца во втором «Терминаторе», и отнес на лавочку, где и закончил процесс переодевания.
По дороге часто уточняла о том, «где же мама?». А вот сама на типичные вопросы касательно того гуляла ли, кушала ли просто улыбаясь и ничего не отвечала. Зато оживленно начинает что-то рассказывать на вопрос о том, «какая вообще обстановка в садике?». Вот те раз, а я то думал, что все что происходит в садике — в садике и остается. Часто так же расспрашивает о том или ином предмете, очень нравится слушать мои объяснения касательно назначения ее любимого рекламного щита. Ну, и пожалуюсь на нее, не без этого. Ведь вариант «идти рядом за руку» она даже не рассматривает, а на мое предложение «Маша, давай пойдешь сама» сразу начинает отрицательно качать головой и, для особо одаренных, с восточным акцентом отрезает своим «нэт!» и еще крепче впивается в мою куртку. Так и живем.